Сегодняшняя Бургундия выглядит иначе, чем тридцать или пятьдесят лет назад. Молодые виноделы уже не воспринимают замкнутость как достоинство. Они учатся в местных винных школах, пробуют вина соседей, выезжают на стажировки за границу — от Калифорнии до Южной Африки. Они уже не связаны обязательством выбирать спутника жизни в пределах своей деревни. Всё чаще в бургундские семьи входят выходцы из Америки, Англии, Японии.
А если вы сами мечтаете стать частью бургундской истории — пусть не через брак, то, возможно, через землю, — путь этот реален, хотя и непрост. Вино здесь требует не только страсти, но и значительных вложений: будь то приобретение готового домена или создание его с нуля. Но история знает примеры, когда иностранцы, начав с небольших участков, со временем становились полноправной частью терруара.
Когда «чужие» становятся своими
Примеры интеграции легко найти в самых известных апелласьонах. В Жевре-Шамбертан, вина с фамилиями Serafin и Heresztyn давно воспринимаются как неотъемлемая часть местной традиции, хотя их основатели — польские эмигранты. В Море-Сен-Дени — Bryzcek, в Пюлиньи-Монраше — Maroslavac. Эти семьи пришли в Бургундию без состояния, но с трудолюбием и чётким пониманием цели. И сегодня их имена говорят за себя — на этикетках, во вкусе, в репутации.
И таких историй всё больше. Домены Bertagna и Clos de Lambrays находятся в немецкой собственности. У Joseph Drouhin и Leroy — японские инвесторы. Louis Jadot и Camille Giroud связаны с американским капиталом. Это не разрушает дух Бургундии — напротив, показывает его устойчивость и способность к синтезу.
Новый голос, старая музыка
Иногда в Бургундию приходят люди, не имеющие отношения к вину — ни по образованию, ни по профессии. Один из ярких примеров — Алекс Гамбаль, потомок семьи, занимавшейся недвижимостью и городским планированием. Он не только приобрёл участки Premier и Grand Cru, но и стал негоциантом, выпуская вина под собственной этикеткой. Его история — пример того, как решимость, уважение к месту и любовь к делу могут открыть двери даже в таком закрытом мире, как Бургундия.
Уклад, который принимает движение
Бургундия остаётся верной себе, даже когда меняются фамилии и звучание языка. Её терруары — постоянны, но каждый, кто приходит с уважением, кто готов трудиться и учиться, находит здесь своё место. Это не регион, который боится «иных» — он просто требует времени, чтобы принять их как «своих».
Пожалуй, именно это и делает Бургундию живой: она движется — медленно, как тень от лозы на склоне — но никогда не застывает.
